С 2017 года в России 5 декабря отмечается День волонтера. Это люди, которые исполняют закон Христов, звучащий из Его уст так: «ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 25: 35–36). В канун праздника мы поговорили с нашей прихожанкой, членом Честной гуманитарной команды «Бригада ZOV» Викторией Анисимовой, которая сейчас активно помогает нашим военным в зоне проведения специальной военной операции.
– Виктория, быть волонтером… что это значит для Вас?
– У Бога, кроме наших рук, нет никаких других. У меня часто анекдот в голове всплывает, когда при наводнении погиб мужчина, и он спрашивает Бога: «Что ж Ты ко мне не пришел, не помог?» А Бог отвечает: «Ну как же? Я же тебе и лодку посылал, и вертолет, и трижды к тебе приходил, а ты не пошел и потому утонул». Господь, конечно, всемилостив. Он всё сделает. Но чьими-то руками все-таки быстрее и надежнее получается.
Наша Бригада старается сделать всё возможное для наших ребят. Эта работа очень разноплановая. Есть волонтеры, которые здесь, в тылу, плетут маскировочные сети, шьют мягкие носилки для эвакуации раненых, вяжут носки, льют окопные свечи, находят и закупают необходимые вещи, технику или материалы для фронта, собирают приятные и вкусные подарки. Есть водители гуманитарного каравана, непосредственно выезжающие к линии боевого соприкосновения, в районы, где нужна помощь мирному населению. Это очень необычные «обычные люди». Вот какие требования к водителям «каравана добра» предъявляет сама зона СВО: дисциплина, выносливость, умение забыть про свой комфорт во имя задач поездки, то есть ради ребят, трудолюбие, стрессоустойчивость, чувство локтя и ответственности за команду. Что касается моей помощи, то я плету маскировочные сети, помогаю находить, закупать, перевозить и упаковывать что-то нужное для фронта.
– А что и в какой момент сподвигло Вас войти в состав команды волонтеров? Может быть, кто-то оказался в зоне боевых действий из Ваших родных и близких? И Вы поняли, что без помощи здесь там не обойтись?
– На момент начала СВО я пребывала в жесточайшей депрессии. Моя мама, Любовь Егоровна, стала помогать намного раньше меня и позвала меня с собой. Я пришла и поняла, что это моё. На СВО воевал дядя, к сожалению, он героически погиб этой весной. Больше, кроме прямых родственников, там нет никого. Но все остальные бойцы там – всё равно наши.
– Вы говорите, что были в депрессии, когда начали помогать. Не оказалось ли так, что Ваша деятельность заставляет еще больше в грустные мысли погружаться?
– Бывает, что ты вообще не можешь ничего делать, но мы вспоминаем, что мы уже смогли сделать, скольким мы смогли помочь. Наша работа реально неоценима. Даже не столько материальная забота, хотя и она тоже. Много чего мы привозим и без чего нельзя обойтись. Но еще важнее моральная поддержка, понимание бойцов, что тыл с ними. Тыл – это то живое, что их поддерживает. Наши воины умирают там за нас, ради нашего будущего, поэтому нельзя остаться в стороне.
– А есть у Вас некое отторжение и, может быть, даже осуждение людей, которые не помогают, живут по принципу «моя хата с краю»?
– Мне их реально жалко. Каждый сам для себя выбирает, какой он: активный или пассивный. У нас есть бабушки, которые в силу возраста могут только молиться, и они только молятся, но какова сила соборной молитвы! Есть бабушки чуть более активные, и они могут руками помочь ленточки скрутить. И это тоже Божия помощь нам, ведь многие часы уходят на скручивание ленточек, чтобы мастерицы потом сплели маскировочные сети. Бабулечки находят время, сидят у телевизора, тихонько скручивают нам ленточки, ручки разминают. Мы за то, чтобы кто чем может помогал. Но если человек не может переступить через себя, не находит в своей душе потребности помогать, тогда эта помощь будет и ему во вред, и всем во вред. Мы всегда рады, когда к нам кто-то новый приходит. Это большое событие.
– Среди тех, кто помогает, в основном женщины?
– Мужчины есть, они помогают найти что-то, разгрузка-погрузка – без них было бы тяжелее. Есть автослесари, автомеханики. Днем они работают на основном месте, а потом для фронта переделывают машины, укрепляют их. Что касается возрастных групп, то и старички у нас есть, и молодых мы привлекаем. У нас дети от четырех лет начинают помогать, даже совсем крохи в семьях гуманитарщиков уже знают, что они большие помощники защитников Родины.
– А что могут делать самые юные? Если ребенок хочет и готов помогать, вы найдете ему какую-то точку приложения сил?
– Мы просим малышей готовить символические подарки для бойцов и писать письма на фронт. Очень они душевные получаются. У всех ребят на позициях обязательно есть детские работы, и они всегда так трогательно относятся к этим поделкам. Кто-то под сердцем хранит. Опять же, ребенок ленточки может скручивать для мастериц, которые плетут сети. Кто-то приходит резать стропы, которые используются при шитье мягких носилок, делают дома розжиги для окопных свечей. Это несложно, под контролем взрослых всё возможно сделать.
– А как вообще проходит день волонтера?
– Я работаю в частном детском саду, в храме пою, но почти все свободное время посвящаю волонтерству. Чаще всего это запрос на то, чтобы что-то найти, привезти, отвезти, передать.
– Волонтерство больше дает сил или отнимает?
– Это дает душевные силы. Отнимает, конечно, телесные, да. Бывает, конечно, что устаешь. Но душевно понимаешь, что день прожит не зря. Я не могу занимать пассивную позицию, что все само сделается. Я тоже хочу в этом участвовать. Это история, и мы делаем ее своими руками.
– А с какими самыми большими практическими трудностями вы сталкиваетесь? Что-то найти, где-то достать денег, как-то это передать? Логистика, безопасность, нехватка ресурсов – что самое сложное?
– Сейчас остро стоит вопрос финансов. Но это не единственная трудность. Нас сейчас просят выехать из одной из мастерских. Мы ищем помещение. Я знаю, что с подобным не только наша Бригада столкнулась. Причем эти помещения давались либо бесплатно, либо условно бесплатно от города, от муниципалитета или от каких-то местных органов управления. А сейчас они начинают нас оттуда выселять.
– По поводу финансов я не только от Вас это слышала. Многие волонтеры говорят, что люди устали, денег у людей не так много… Если поначалу, быть может, люди больше жертвовали, то сейчас поток иссякает…
– Постоянные волонтеры часто влезают в кредиты. Бывает, что отъезд на носу, а мы не собрали ту сумму, которая была запланирована, а ехать все равно нужно. Уже бойцам пообещали, там нас ждут, мы не можем обманывать ожиданий. Максимально из того, что они просят, конечно, постараемся выполнить. Но народ действительно устал. Бывает, что и волонтеры перегорают, особенно те, которые буквально «горели» вначале. Это и физическая, и даже психологическая проблема. В этом случае нужно проработать с батюшкой, с психологами, если есть возможность. Но, действительно, народ начинает замыкаться, отстраняться. Это очень страшно. Или кто-то потерял родного на фронте, это бьет очень больно. Кто-то, когда теряет родных, еще больше начинает помогать, а кто-то – наоборот.
И меньше стали помогать организации. Раньше много жертвовали, а сейчас всё меньше юридические лица стремятся к помощи ребятам на СВО. Не знаю, с чем это связано. Еще есть очень болезненная для нас тема: когда мы просим кого-то помочь, нам задают вопрос: «А что нам за это будет?». Спасибо будет. Может быть. Если мальчишки успеют записать небольшое видеопослание. Например, раньше школы с удовольствием передавали детские рисунки и письма, а сейчас некоторые хотят благодарственное письмо, страничку в портфолио.
– Вы сказали про эмоциональное выгорание. Насколько в этом случае усиливается роль Церкви как Матери?
– У нас даже атеисты идут к Богу. Пусть медленно, пусть своей дорогой, но многие пришли в церковь. Те, кто едет на фронт, всегда перед выездом идут на Причастие. Просто так поехать на фронт страшно. Без Бога вообще никуда. И такие чудеса случаются. Тут же понимаешь, что Господь стоит рядом и на всё это смотрит.
– А можно чуть подробнее про чудеса?
– Вы не обращаете на них внимания в обычных буднях, но в волонтерстве это особенно заметно. Если что-то дали, надо брать, потому что кому-то это сейчас пригодится. Например, кому-то не нужна инвалидная коляска и они отдают, а у нас склад завален, некуда поставить. И тут же звонок, что мы забираем своего бойца, а он не может ходить. И вот она, коляска, у нас есть, слава Богу.
– Что Вы поняли о человеке, глядя на него в условиях войны? О человеке, который там и который остается здесь. О человеке, который помогает и который не помогает. Нет ли у Вас разочарования в одних людях и нет ли восхищения другими? Вы смотрите сейчас на человечество в целом по-другому в связи с войной или ничего не меняется?
– Оно меняется. Уходит всё наносное. Мы часто играем разные роли. Я – хорошая девочка, я – примерная мамочка. Война открыла то, что на самом деле есть. И капризная девочка на самом деле не капризная. Она села за руль и поехала на фронт. Там обстрелы, там атака дронов, еще что-то приключилось. Эта девочка поехала и сделала то, что положено. Она молоденькая девочка, у нее сын дома маленький, но она поехала, не испугалась. Когда была мобилизация, первые два года я смотрела, как мальчишки того возраста, которые могли бы пойти на фронт, спиваются и не работают. Сидят на лавочках, у них всё весело, они с алкоголем, им ничего не надо. А девочки и бабушки берут на себя и тянут то, что не по силам бывает мужчинам. Но там, на фронте, оказываются те мальчишки, которые не задумываясь свою жизнь разменяют на здоровье тех, которые остались здесь.
Многие говорят, что они там зарплаты большие получают. Ребята, а вы сами сядьте в грязную лужу с мышами, с клопами, с чем угодно, а сверху над головой свистят дроны, работает тяжелая артиллерия. Этот гудящий звук так действует на подсознание, это так страшно, что даже взрослые мужики боятся. Дайте хоть 2–3 миллиона ежемесячно зарплату за то, что будешь сидеть в крови, в грязи, а еду и воду тебе вообще могут не дать – кто согласится закрывать глаза ушедшим друзьям и умирать? Мальчишки и мужчины туда идут совсем по другой причине. Они думают не о себе, а о своей Родине, о своей семье.
– Какой совет Вы могли бы дать людям, которые хотят помочь, но не знают как или боятся? Вы этим путем идете уже не первый год, у Вас уже есть опыт. Поделитесь, пожалуйста, с теми, кто, может быть, только сейчас понимает, что без помощи здесь, в тылу, там победы не будет.
– В первую очередь надо пойти в храм и спросить. Батюшка в любом храме знает, кто у него волонтеры или кто знаком с волонтерами напрямую. И если есть веление души помогать, то всегда найдется возможность. У нас в храме льют свечи, делают сухие души для бойцов. Много тех, которые шьют для фронта носилки, плетут сети. В каждом храме собирают финансовую помощь. Было бы желание, а как помочь, всегда подскажут. Просто не стесняйтесь спросить. Если вы будете просто сидеть и думать, куда бы пойти, то никто к вам не придет и ничего не скажет. Просто встаньте и сходите сами.
