Прежде чем Иоанн, игумен Синайского монастыря, написал свою бессмертную книгу и назвал ее Лествицей, образ лестницы уже присутствовал в Писании, а значит, в сознании христиан.
Это известное ночное видение Иакова, бывшее ему по дороге в Харран. Лестницу, стоявшую на земле и касающуюся неба, видел тогда патриарх, и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по ней. На лестнице утверждался Господь и говорил с Иаковом, давая ему великие обетования (Быт. 28:10-22). Отсюда, от описанных событий ведет свое родословие воспевание Богородицы, как Небесной Лествицы, «Юже Иаков виде» и «Ею же к нам сниде Бог».О лестнице должен быть и всецерковный разговор в четвертую неделю Великого поста, поскольку неделя носит имя автора одноименной книги – «Лествица».

Книга эта такова, что весь год, выбирая из нее необходимые и насущные речения, пастырь, смотря по ситуации на приходе или в обители, может постоянно врачевать умы и души своих пасомых. Говорить же о «Лествице» только один раз в год означает обрекать себя на разговор поверхностный, а значит более или менее бесполезный. Поэтому оставляя практическое освоение книги на тех, кому вверены души, поговорим о следующем.
Лестница (неважно какая – мраморная, деревянная или веревочная) есть явление культурного порядка, она придумана и сделана человеком, подобно земледельческому плугу или охотничьему луку. И человек всегда окружен делами рук своих, он всегда живет в двух мирах – в мире Божием и в мире рукотворном. Сей последний называют еще «второй природой» или цивилизацией. Так, в Евангелии упоминаются, сотворенные Богом, зерно и рыба, но есть также монета и лодка, относящиеся к рукотворной реальности и «второй природе». К ним же относится и лестница.
Она ведет как снизу вверх, так и сверху вниз (Ангелы и восходили, и нисходили по ней). Но подниматься вверх можно только постепенно, тогда как лететь вниз можно и быстро, и вверх тормашками. Мальчишки, ездящие вниз по перилам, знакомы с удовольствием от быстрого спуска, а вот стащенный бесовскими крючьями монах на иконе «Лествицы Иоанновой» знает, что путь вниз радости в себе не содержит.
Лестница, при кажущейся простоте, есть изобретение умное и говорящее о многом. Кроме постепенства, требуемого ею, лестница позволяет шаг за шагом взбираться на такую высоту, на какую никогда не запрыгнет и не залезет обычный человек. Даже старик, страдая одышкой и подолгу отдыхая на пролетах между этажами, со временем взбирается на значительную высоту, и это есть несомненный образ духовных трудов. Мы все всходили бы высоко, если бы потихоньку и постоянно двигались в правильном направлении.
Не правда ли удивительно, что учиться многому можно у таких простых и повседневных вещей? Оказывается, что нося в себе неистребимый образ Создателя, человек и сам способен создавать вещи многозначительные.
Об этом прекрасно говорит Честертон, рассуждая о таком христианском символе, как «ключ» в книге «Вечный человек». С удовольствием приведу цитату, поскольку это пример глубокого мышления при созерцании вещей обыденных.
«Вера подобна ключу в трех отношениях. Во-первых, у ключа определенная форма, без формы он уже не ключ. Если она неверна, дверь не откроется. Христианство, прежде всего, философия четких очертаний, оно враждебно всякой расплывчатости. Это и отличает его от бесформенной бесконечности, манихейской или буддийской, образующей темную заводь в темных глубинах Азии.
Во-вторых, форма ключа очень причудлива. Дикарь, не видевший ключей, никогда не угадает, что́ это. Причудлива она потому, что, в определенном смысле, она произвольна. О ключе спорить нечего, он или входит в скважину или нет. Вряд ли стоит подгонять ключ под правила геометрии или каноны эстетики. Бессмысленно требовать и ключ попроще, тогда уж лучше взломать дверь.
И в-третьих, форма ключа не только точна, но и сложна. Многие жалуются, что религию так рано засорили теологические сложности, забывая, что мир зашел не в тупик, а в целый лабиринт тупиков. Сама проблема была сложна, куда сложнее, чем «борьба с грехами». Накопилось множество тайн, неосознанных болезней души, опасностей, извращений. Если бы наша вера принесла толпе плоские истины о мире и о прощении, к каким пытаются свести ее многие моралисты, она бы нимало не воздействовала на сложный и пышный приют для умалишенных.
Во многом ключ был сложен, в одном — прост. Он открывал дверь».

Продолжая в этом духе размышлять о лестнице, мы видим, что
1) у нее есть цель;
2) движение вверх требует постепенности и связано с усилием;
3) чем выше поднимаешься, тем больше риск упасть.
Подобные принципы характерны вовсе не для одной лишь книги святого Иоанна. Уже Десятословие, полученное Моисеем на горе, содержит в себе идею восхождения.
Запрещая грех на уровне телесных проявлений (не убей, не укради, не прелюбодействуй), заповеди на скрижалях в конце подходят к слову «не пожелай», то есть проникают во внутренний мир человека и судят уже не дела, но намерения.
Точно так же и учение Христа о блаженстве начинается со слов о нищете духа, а постепенно доходит до поношений и гонений за правду, причем в конце, несмотря ни на что, призывает Своих последователей «радоваться и веселиться» о Небесной награде. На лицо тернистое восхождение от меньшего к большему, и, по сути, та же Лествица, постепенно приводящая человека к подлинному блаженству.
Жизнь – не броуновское движение. В идеале это осмысленное движение к Богу, причем движение снизу вверх. Оценить свое нахождение человеку самому бывает трудно, а то и невозможно. Для этого ему и даны такие карты маршрута, как книга святого Иоанна. Повторю, что она требует чтения по чуть-чуть в течение всего года (особенно для монашествующих).
Единственное, что можно сказать с большей степенью уверенности, это то, что человек реально восходящий вверх, имеет своим спутником все увеличивающийся страх падения. А человек, живущий беспечно, не боящийся духовных пропастей, с трудом понимающий вообще, о чем идет речь, когда говорят: «И высоты будут им страшны, и на дороге ужасы» (Еккл. 12:5), скорее всего, топчется у основания горы или даже спит, в то время как драгоценное время жизни проходит, не останавливаясь.

Протоиерей Андрей Ткачев