Врачующие тело медики и врачующие душу священники. Как часто они работают бок о бок, помогая человеку восстановить здоровье и сделать еще один шаг на своем духовном пути. Больничные священники, которые идут в реанимацию, утешают, примиряют и провожают к Отцу Небесному, стараются запоминать только самые светлые моменты, а их, утверждает член епархиальной комиссии по больничному служению иерей Георгий Фирсов, совсем не мало.
– Отец Георгий, новая вирусная инфекция кардинально изменила нашу жизнь. И служение больничного священника сейчас в большей степени сопряжено с посещением так называемых «красных зон»?
– Я бы все-таки не разделял больничное служение от служения больным ковидом, потому что этот год нам открыл все двери всех больниц. В Москве были такие места, где, к сожалению, мы не могли договориться о приходе священника. А больные – это одни и те же люди, просто они переместились в другие больницы. До пандемии я нес послушание в ГКБ № 70, что рядом со Спасским храмом. В ковидной больнице лежат те же самые люди, которых я окормлял до пандемии. Те же самые бабушки с заболеваниями сердца, нервной системы или после операции. Сейчас мы в первую очередь стараемся окормлять людей, которые находятся в реанимации, в тяжелом состоянии, потому что для них это более важно.
– Получается, что вы с началом пандемии вошли в число тех священников, которые работают с больными коронавирусом: причащаете, соборуете, крестите их?
– Да, причем с самого начала пандемии. Сейчас к нам присоединяются еще отцы, нам стало полегче, сейчас нас по Москве около 35 священников. Мы дежурим по одному-два человека в день. Один до 5 вечера, другой после 5-ти. Каждый прикреплен к определенным больницам. К примеру, к больнице в Сокольниках прикреплен отец Дмитрий Селивановский, к Коммунарке – отец Александр Лаврухин. Я с октября окормляю госпиталь на ВДНХ. Медперсонал нас всех знает и охотно идет навстречу. Нам, конечно, очень помогают волонтеры. Это очень большая и серьезная работа, без мирян нам было бы очень сложно. Они вам не скажут этого, но я вам говорю: наши волонтеры очень жертвенные, самоотверженные. К примеру, у нас в группе волонтеров есть мать четверых детей, представляете, сколько у нее домашних забот? И она еще ко всему умудряется помогать нам в госпитале!
– Вы поддерживаете заболевших, а кто поддерживает духовно, в первую очередь, вас самих?
– Наш дорогой владыка Пантелеимон (Шатов), он не только председатель Комиссии по больничному служению, викарий Святейшего Патриарха Кирилла, но и наш духовный наставник. Мы очень часто собираемся, 2-3 раза в месяц, какие-то вопросы обсуждаем.
Владыка сказал нам как-то, что бояться до потери пульса не нужно. Все мы родились когда-то и всем придется умирать, но неизвестно, когда – в 30, 70, 90 лет… Бояться не нужно, нужно делать свое дело честно, добросовестно, и Бог тебя сбережет.
– Как ваша семья отнеслась к вашему решению заходить в «красную зону»?
– Мы с женой это обсуждали, я получил от нее разрешение. Кстати, владыка всегда спрашивает, не против ли настоятель, не против ли жена, потому что, если ты будешь втайне ходить от настоятеля, от храма, в котором ты служишь, это будет некрасиво. Ты должен предупредить, что общаешься с инфекционными больными и в любой момент можешь заболеть, сесть на неделю-две, на месяц дома. Моя жена не стала сопротивляться, потому что я больничный священник и не имею права отказаться. Человек должен сам дать ответ, и чтобы заставлять, такого у нас нет. Я могу в любой момент отказаться и не ходить в больницу, и мне слова никто не скажет. Мне запомнились слова Патриарха, который говорил, что мама-папа-дети – это первые прихожане священников, с которыми ты должен вести работу. Это та же православная Церковь, которая должна быть на первом месте.
– Отец Георгий, а когда пришло решение стать священником?
– Начну с того, что я никогда не думал, что стану священником. Я крестился и через полгода Промыслом Божием очутился в семинарии…Я поступал на юридический факультет, до этого была неудачная попытка поступить в суворовское училище, у меня были совершенно другие планы на жизнь. Работал в ресторане, собирался через полгода сдавать экзамены на юридический факультет. Мне встретились на моем пути люди, которые помогли понять, что священники – это не инопланетяне. Я до 16 лет думал, что это какие-то небожители, инопланетяне, которые живут где-то там на облаках, образно говоря, питаются просфорками, святой водой. Я вырос на Кавказе, где, в принципе, православие не так представлено, как в Центральной России. Впервые я пообщался со священником, когда нам освящали дом. Выяснилось в беседе, что я некрещеный. И через пару дней меня крестили, это был храм Троицы Живоначальной в Листах, которая находится на Сухаревской, рядом со Сретенским монастырем. Там был такой замечательный микроклимат, это не не храм, не приход, как говорят, а именно такая вот община. Там мне все объяснили, Евангелие подарили, чай попили, для меня это было словно открытие… Там я подружился с отцом Алексеем Веретельниковым, тогда он еще был просто Лешей Веретельниковым. Он окончил Сретенскую семинарию, сейчас служит в Строгино. Это мой друг, который учил молиться, о Боге рассказывал.
– А как пришло решение стать именно больничным священником? Кто-то из отцов окормляет тюрьмы, кто-то становится капелланом, военным священником.
– Я вам рассказываю не о себе – я обычный священник, рядовой московский, ничем не примечательный. Просто так получилось, что мы занимаемся больницами, я состою в епархиальной больничной комиссии. Это все очень интересно для меня, я не думал быть, как я сказал, ни священником, ни больничным священником… Некоторое время я служил в Покровском монастыре, а когда перешел в Восточное викариатство, в храм Успения Пресвятой Богородицы в Вешняках, владыка предложил заниматься окормлением больниц. Я сказал честно, что об этом всегда думал.. Но сказал бы владыка: не хотел бы ты сходить в воинскую часть – я бы и на это согласился, в тюрьму – пожалуйста!
– Что самое сложное в больничном служении? Видеть, как человека покидает жизнь?
– Я стараюсь запоминать что-то хорошее и радостное. Недавно вот бабулю 96 лет два дня подряд причащал, это светлый человек. Дай Бог, поживет еще, она меня реально заряжает каким-то позитивом, мне после нее легко ходить куда угодно. Не так давно другую бабушку проводили в Царство Небесное, в последний момент своей жизни она хотела причаститься. Чудны дела Твои, Господи. Она слушала литургию по радио и вдруг я вхожу в инфекционное отделение со Святыми Дарами и причастил ее. Она была очень удивлена и очень счастлива.
Но бывают тяжелые моменты, когда тебе на душе больно, оттого что человек, как говорится, уперся – я не могу ничего сделать. Богочеловек, Христос, Сам ходил проповедовать, но некоторые Его проповедь не слушали, Его предали, а кто я такой, чтобы человека пытаться переубедить. Но мы должны показать доброе отношение, христианскую любовь, может быть, через это Бог коснется сердца человека и он откроет двери сердца. Тяжело, наверное, когда уходят некрещеными. Это случаи очень редки, но такое бывает.
– Будучи священником, вы все равно остаетесь человеком. И момент смерти не может не задевать струны души…
– Если человек с Богом уходит, может быть, так нельзя говорить, но ты не сожалеешь об этом. Когда ты видишь, что отошел в мир иной светлый, добрый человек, который покаялся, который жил со Христом, тебе не боязно за него. Когда я смотрю фильмы, меня всегда интересует, какой аккорд будет последним, что будет в конце. Живут скверно, стреляют друг в друга весь фильм… и потом в конце он закрывает своей спиной друга. И это подвиг, такой аккорд последний, за который может Бог сотню грехов простить и принять тебя к Себе, потому что ты совершил дело милосердия. Для меня это очень важно, как для священника, как человек закончил свою жизнь. Если умирает без Бога – это страшно. Если мучился и умер в покаянии, со светлыми глазами, всех простив, почему бы и нет? Даже некоторые люди этого хотят, скорее бы нам отойти уже, отмучаться. И есть такие болезни, которые не позволяют человеку полноценно жить, поэтому уже молятся о скорейшем прощении грехов, о кончине. Чисто с духовной точки зрения – это иногда избавление для человека.
– Каких случаев больше: когда люди оказываются готовыми или когда они смерти боятся?
– Все боятся смерти, но Бог утешает. Некоторые люди в смятении отходят, тогда надо помочь молитвой, рядом постоять, почитать Евангелие. И человеку легче становится, проходят эти душевные смятения. Причастить, пособоровать.
– Священнику дается благодать Божия, ведь не по силам человеческим каждый день сталкиваться с болью, страданием, слезами...
– Даже такому нерадивому священнику, как я, какое-то Божие заступление приходит. Я, к примеру, представляю, как некоторые священники в горячие точки летают, окормляют армию… это сложно, а кто-то ходит в тюрьму, представляете? С заключенными говорить раз в неделю, два раза, это сложно морально, сложно психически. Но у священника все это немножко по-другому, мне кажется. Как говорят: без Бога не до порога. Мы делаем то, что обязаны делать. Я понимаю, что даже если ты ходишь раз в неделю, раз в месяц в больницу, то ты мог бы делать больше, если б захотел. Но все с Божией помощью, без нее никак. Мы же Его дело делаем, мы же о церкви говорим, о милосердии, о Христе. Поэтому как-то Он нас терпит, помогает нам.
Бывает, 15 человек пособоровал, причастил, еще к 10 подошел, поговорил, и ты уже понимаешь, что надо уходить из «красной зоны», собираешься, целенаправленно идешь быстрым шагом к выходу и видишь краем глаза, что кто-то из последних сил в реанимации поднимает руку, или в терапии не может встать. И ты подходишь, и еще часа на полтора-два разговор завязывается, и человек в этот же день крестится, благополучно выходит из больницы. Иногда бывает, что крестится, принимает православие, соборуется, причащается первый раз в жизни и в этот же день или на следующий умирает. Тут без Бога не обошлось, понятно, что если человек об этом думал, молился, мечтал принять крещение, ему Бог приведет священника.
