Мы часто думаем, что если станем как можно чаще говорить с детьми о Боге, регулярно водить их в храм на причастие, тщательно следить за тем, чтобы они не попали в дурную компанию, не сидели бесконтрольно в Интернете и у телеэкрана, то гарантированно вырастим христиан. Но опыт святых, которые воспитали собственных детей, тоже достигших святости, убедительно подтверждает излюбленную фразу митрополита Сурожского Антония: «никто не может прийти к Богу, пока не увидит на лице другого человека отблеск вечной жизни». Детям будет гораздо легче полюбить Бога, если они увидят, как любят Его их родители.
Православные родители нередко переживают, отдавая детей в обычную светскую школу: не нахватаются ли они от сверстников плохого, не поколеблет ли некрепкую детскую веру учитель-дарвинист, сможет ли ребенок Великим постом мужественно отказаться от сосиски в школьной столовой?
Вот и святая Нонна, мать Григория Богослова, тревожилась, отпуская сына в лучшее учебное заведение того времени — Афинскую академию, основанную еще Платоном. Тогда, в середине IV века, у жителей Каппадокии (малоазийской провинции Римской империи), где жила семья, было не так много возможностей дать детям качественное образование.
Но Афины были столицей языческой культуры, которая тогда еще цвела пышным цветом. Христианство совсем недавно утвердилось в качестве официальной религии, и Афины по-прежнему были уставлены статуями богов, которые обильно поливали благовониями и окуривали фимиамом. А риторы знаменитой Академии нередко обучали юношей красноречию на весьма вольных мифологических сюжетах.
Нонна была христианкой. Ей очень хотелось, чтобы сын ее тоже вырос христианином. Поэтому первое, чему она научила маленького Григория, —беседовать с Богом. С детства мальчик привык поверять Ему самые сокровенные мысли и переживания. А в память ему врезался сон, в котором он восходил ввысь, к сияющему Престолу, от которого лился неизреченный Свет. Мать верила, что умение молиться надежно охранит сына от искушений, которые неминуемо придут, когда он подрастет. И сама показывала ему пример. «Об этом у нее ежедневно была самая первая мысль <…> Кто, приступая к молитве, имел столько упования получить просимое?» – вспоминал впоследствии ее знаменитый сын.
По молитвам Нонны христианином, а после и епископом, стал ее муж Григорий, который в молодости совмещал веру в единого Бога с огнепоклонством. Молитва с благодарением Богу была первой реакцией матери будущего святителя и на любые скорби. Она знала: Бог не посылает испытаний выше человеческих сил.
Поэтому, когда Григорий подрос, мать без колебаний отправила его в лучшие учебные заведения, хотя некоторые из них считались рассадниками язычества. Юноша учился и в «митрополии наук» — Кесарии Каппадокийской, и в Палестине, и в египетской Александрии, и, конечно, в Афинской академии и стал одним из самых образованных людей своего времени.
Интересно, что примерно в то же время в Афинах учился и племянник Константина Великого Юлиан, впоследствии ставший императором и прозванный Отступником за попытку реставрации язычества. И именно Афины укрепили его в решении порвать с христианством. А у Григория оказался мощный иммунитет к языческой «инфекции». Возможно, решающую роль здесь сыграл пример матери: больше всего юношу влекло к уединенным размышлениям и молитвенному предстоянию перед Богом. Недаром он вошел в историю с именем Богослова.
В середине IV века едва ли кто-то назвал бы многодетной семью с тремя детьми. Но супружеская пара, которая произвела на свет десять чад, на общем фоне все же выделялась. Это могло свидетельствовать и о хорошем достатке супругов, и об их глубоком доверии Богу. У родителей святителя Василия Великого, Василия и Эмилии, было и то, и другое.
Они жили в Каппадокии, но владели землями еще в двух римских провинциях — Понте и Малой Армении. А от своих родителей, пострадавших за Христа при императоре Ликинии, оба унаследовали глубокую и непоколебимую веру.
Жизнь семьи была вполне благополучной, пока не умер отец. Это произошло вскоре после рождения Петра, младшего брата Василия. У многих женщин на месте Эмилии опустились бы руки, кто-то кинулся бы пристраивать детей в школы, к учителям. Но она была уверена, что никто не заменит детям мать, и взяла их начальное обучение в свои руки, стараясь разглядеть в каждом его наклонности и интересы и направить их в правильное русло.
Кроме того, не прошло еще и полувека с тех пор, как римская власть признала христианство, и Эмилия очень боялась, как бы на детей не повлияли распущенные языческие нравы. Поэтому, пока дети были маленькими, она как могла оберегала их и учила только тому, что сама считала нужным и правильным.
Так, обучение старшей дочери Макрины святая Эмилия начала не с греческих басен и любовных песен Сапфо и Анакреона, а с псалмов Давида и притчей Соломона. Отдельные фрагменты Священного Писания девочка учила наизусть. Все сомнительное с нравственной точки зрения — походы в театр или на скачки (весьма распространенные в ту эпоху развлечения) — мать из жизни детей исключала. А чтобы им некогда было скучать, она давала им разные поручения — от работы в саду до помощи в кузнице, благо хозяйство было немалое.
Все это сыграло важную роль в дальнейшей судьбе детей святой Эмилии — пятеро из них были прославлены Церковью: святители Василий Великий, Григорий Нисский, Петр Севастийский, преподобная Макрина и святая праведная диаконисса Феозва. «Она подарила миру… таких светильников, сыновей и дочерей, брачных и безбрачных; она счастлива и плодовита, как никто, — с восторгом говорил об Эмилии ближайший друг Василия, Григорий Богослов. — Три славных священника, одна участница в тайнах священства, прочие — лик небожителей. Изумляюсь, какая это богатая семья!»
Когда родители-христиане пытаются всеми правдами и неправдами убедить своих взрослеющих детей ходить в храм и читать благочестивые книги, те, как правило, отчаянно сопротивляются или просто игнорируют просьбы родителей. Примерно так же было и у святой Моники с ее сыном Августином, которого впоследствии Церковь назовет блаженным.
Муж Моники Патриций большую часть жизни оставался язычником — скорее в силу традиции, чем из убеждения: к вере он был, в общем-то, равнодушен. При этом человек он был крайне вспыльчивый, хоть и отходчивый; позже Августин назовет отца «человеком чрезвычайной доброты и неистовой гневливости». Вдобавок, Патриций нередко изменял Монике. Но она смиренно терпела выходки мужа, стараясь не провоцировать вспышек его гнева и не спорить – по крайней мере, в те минуты, когда он бывал раздражен.
А вот на сына Моника обратила всю силу своего убеждения. Она сделала все, чтобы воспитать его христианином, хотя в юности он больше интересовался женским полом. В 16 лет по настоянию отца, прочившего ему карьеру ритора, юноша отправился в Карфаген — город, где его на каждом шагу подстерегали соблазны, — и бросился в эту жизнь с головой. А читая полные тревоги материнские письма, больше досадовал, чем раскаивался.
Наконец заинтересовался он и религией. Но не христианством, а манихейством. Манихеи верили, что миром правит не единый Бог, а две равноправные силы: одна — светлая, божественная, духовная; другая — темная, демоническая, материально-телесная.
И вновь Моника плакала и звала сына в Церковь, и вновь без ответа. Ей помог один епископ, которого она попросила повлиять на сына. «Оставь его там, — сказал он, — и только молись за него Богу. Он сам, читая, откроет, какое это заблуждение и какое великое нечестие». И добавил: «Как верно, что ты живешь, так верно и то, что сын таких слез не погибнет».
Так всë и вышло. Узнав манихеев поближе, Августин в них разочаровался, убедившись, что люди они в основном невежественные и не всегда порядочные. Полной противоположностью им оказался тот самый епископ — Амвросий из города Медиолана (нынешний Милан), с которым Августин познакомился в Риме. От него он в конце концов принял Крещение. Моника была счастлива и умерла с легким сердцем. А Августин стал священником, а позже — епископом, знаменитым на весь мир отцом и учителем Церкви.
Так, смиренно признав тщетность свои усилий обратить сына на путь истинный и предав его в руки Божии, мать лично убедилась в истинности слов Спасителя: Невозможное человекам возможно Богу (Лк 18:27).
Обычно детей балуют, пока они маленькие, а потом начинаются строгости. В семье протоиерея Алексия Мечёва, настоятеля московской церкви святителя Николая в Клённиках, все вышло наоборот. Пока дети были маленькими, он им многого не позволял: не велел шуметь, входить в свою комнату, когда к нему приходили люди, или когда он молился…
Все изменилось в августе 1902 года, когда его супруга Анна Петровна скончалась и отец Алексий остался один с четырьмя детьми. Младшей дочке Оле только исполнилось шесть, а сыну Сереже — десять. Оставить священническое служение и посвятить всего себя детям отец Алексий не мог. Более того, навестивший его вскоре после смерти жены отец Иоанн Кронштадтский настоятельно советовал ему не замыкаться в четырех стенах, а идти к людям и «разгружать» их тяготы.
Поэтому повседневную заботу о детях отец Алексий доверил сестре покойной супруги Ольге Петровне Кадминой, а сам уделял им лишь свободные часы, которых по мере роста приходской общины становилось все меньше и меньше. И, как это часто бывает в таких случаях, отношение его к детским шалостям стало намного более терпимым. Теперь в роли строгого воспитателя выступала Ольга Петровна. Она даже упрекала отца: слишком уж многое он им разрешает, не избаловал бы. А тот в ответ: «Молчи, тетка, ведь у них нет матери…»
Дети росли, а отец Алексий относился к ним все так же. В 1913 году, уже учась в Московском университете, его единственный сын Сергей отправился в Италию. Юноша интересовался древним христианским искусством, и ему очень хотелось обойти все музеи и непременно побывать в Риме. Ради осуществления этой мечты он даже продал свой любимый велосипед. Но денег все равно было в обрез. Просить у отца было совестно — он и так во многом себе отказывал. Но тот в каждом письме настойчиво предлагал: «Пиши, сколько нужно еще денег и куда послать. Не отказывай себе ни в чем». И юный студент скрепя сердце… соглашался.
В итоге мягкость и уступчивость отца Алексия по отношению к детям принесли прекрасные плоды: две его дочери, Александра и Ольга, стали школьными учительницами, а сын сам принял священство, возглавил после смерти отца общину храма в Кленниках, во время гонений на Церковь прошел тюрьмы, ссылки и лагеря и в 1942 году был расстрелян, а 58 лет спустя прославлен Русской Церковью как священномученик.
Тогда же, в 2000 году, состоялось прославление и его отца — святого праведного Алексия Мечёва.
Чем состоятельнее родители, тем больше они, как правило, «инвестируют» в детей — в одежду, игрушки, самые «умные» смартфоны и компьютеры, экологически чистые продукты. А дальше — в самые престижные учебные заведения, самые новые автомобили… Список легко продолжить.
В начале XX века не было, казалось, в мире человека богаче, чем русский царь. «Хозяин земли Русской» — обозначил в 1897 году свой род занятий Николай II, заполняя анкету во время переписи населения.
Тем не менее дети Николая Александровича и Александры Федоровны Романовых воспитывались отнюдь не в роскоши. С раннего детства их приучали спать на солдатских кроватях, есть простую пищу и не всегда вволю: во время парадных обедов блюда до них доходили в последнюю очередь, а вставать из-за стола полагалось сразу же, как это сделает император. Платья царские дочки донашивали друг за другом, а если домашняя одежда рвалась или протиралась, ее чинили и штопали.
Подрастая, царевны начинали выполняли «взрослые» обязанности — подменяли императрицу на разных официальных мероприятиях. «Полезно предоставлять девочкам работать самостоятельно, — говорила мать. — Их притом ближе узнают, а они научатся приносить пользу».
Когда началась Первая мировая война, они наравне с императрицей по много часов трудились в госпитале: ухаживали за ранеными, ассистировали на операциях, делали перевязки.
Как-то, когда Николай II с двумя старшими дочерями, Ольгой и Татьяной, гостил в Гамбурге, во время прогулки навстречу им из-за угла выехал почтовый экипаж. Резкий поворот — и из него на мостовую выпала посылка. Государь тут же поднял ящик и подал почтовому служащему, а тот, не узнав русского царя, едва кивнул в знак благодарности. Гулявших сопровождала близкая подруга императрицы Анна Вырубова. Когда она выразила недоумение по поводу поступка царя, тот лишь пожал плечами: «Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения; такими должны быть и мои дети!»
Позже, после отречения от престола, уже находясь под арестом в Царском Селе государь с дочерями много и с удовольствием работали: корчевали пни, копали грядки, опиливали ветви. «Ведь если ему дать кусок земли и он сам будет на нем работать, то скоро опять себе всю Россию заработает», — удивлялись наблюдавшие за царем солдаты.
Привычка жить просто и не задумываясь приходить на помощь тому, кто в ней нуждается, сильно помогла им в последние месяцы их жизни. Чего-чего, а жалоб на бытовые неудобства охранники от царственных особ не слышали никогда.
