Монахи, говорят святые отцы, это передовой отряд Церкви, средоточие христианства. Они молятся не за себя, за всех нас, за все человечество. Это под силу только избранным. Нести молитвенный подвиг в миру —  тяжелее в разы.

Монашество в миру это не придумка советского времени.Всегда были монахи, которые по каким-то причинам забирались из монастыря, либо уходили оттуда. Но никогда не было так много монахов, которые в атеистические годы бок о бок с мирянами работали в научных институтах и на фабриках. И никто не знал об их другой – главной — жизни.

Постриг матушка Ирина приняла 31 декабря 1995-м году в Донском монастыре. К тому времени она уже много лет работала там за свечным ящиком. Таинство совершил архимандрит Кирилл (Павлов), который до самого своего упокоения был духовником семьи.

Но о том, что простая советская женщина Юлия является монахиней, не знала ни одна душа. Кроме, разумеется, мамы. Они и постриг приняли в один день. Монахиня Ирина и монахиня София, две самые родные души.

Мама очень хотела назвать  дочку Ириной, но папа решил – Юля и точка. Перечить не стала. А когда на постриге назвали ее новое имя – Ирина – расплакались обе: мама и дочка.

Москвичка по паспорту, родилась сестра Ирина в 1939-м году в Рязанской области. Там жили мамины тетушки, которые подвизались в Свято-Покровском женском монастыре города Михайлов. Мама отправилась туда рожать.

— Так что  я представляю уже третье поколение монашествующих, — рассказывает сестра Ирина.  — Формально я у родителей была единственным ребенком, но росла вместе с двоюродным братом. Умерла мамина сестра, двое ее детей могли остаться сиротами. Сестру взяли в другую семью наши родственники, мальчика воспитали мои родители. Мама рассказывала, что когда меня несли крестить, чуть не потеряли. Завернули в шелковое одеяльце, а оно скользкое. Слава Богу, вовремя заметили, что я почти на земле. До монастыря, где совершили Таинство, дальше несли уже без приключений.

Сестре Ирине было два года, когда началась война, мама, уезжавшая рожать, вернулась в Москву.

— Мы жили здесь, в Перово, а в детский сад меня возили в центр города,  он находился рядом со станцией «Красные ворота». И когда начинала выть сирена, нас срочно вели в метро, оно служило москвичам бомбоубежищем. До сих пор жутко, когда вспоминаю луч прожектора на темном небе и вой сирены, — глаза сестры Ирины наполняются слезами. – В саду нас кормили, спасибо Господу, так что всех ужасов голода мы не испытали. Но страшное это дело время, страшное…

Несмотря на строгие атеистические времена, разговоры о Боге в семье вели всегда. Естественно, ни октябренком, ни пионером или комсомольцем сестра Ирина не была. Признается, что так Господь управил, что никто ее в эти коммунистические организации и не зазывал.

— Помню на Пасху пришла куличи освящать в храм Петра и Павла в Лефортово, и вдруг вижу — стоит строгая дама. Она строгим голосом меня спросила: «Зачем пришла?». Честно ответила. Обманывать не приучена. Да и зачем? Думала, что на классном собрании будут мой поступок разбирать, родителей в школу вызовут. Но как-то всё тихо прошло. А училась я неплохо и в школе, и в институте. Закончила  Московский инженерно-строительный институт им. Куйбышева, по образованию я инженер. Вся моя жизнь среди людей проходила.

60-е годы. В Советском Союзе — самый разгар антирелигиозной борьбы. Никита Хрущев обещает показать по телевизору «последнего советского попа», но сестра Ирина от своих убеждений не отказывается. В Бога верит, в храм ходит.

— А женихи-то, поди, просили руки и сердца? – спрашиваю.

 Улыбается.

— Конечно, по молодости были молодые люди, которые пытались оказывать знаки внимания, но сердце моё они не задевали. Неинтересно.

— Я на работу всегда с покрытой головой ходила. Спрашивают коллеги, мол, чего это ты в платочке сидишь? Я им отвечала, что место мое рабочее у окна, просквозило, уши болят. На том и разговоры заканчивались.

Ей всегда везло на добрых и понимающих людей. Хотя в лексиконе православных людей слово «везёт» и не встретишь. Но воле Божьей никто и никогда в храм ей ходить не запрещал, в партию и в комсомол насильно не тянул.

— Мы с мамой очень любили паломничать. Как где престольный праздник, мы туда отправляемся. Я уже в наш храм стала ходить, живем-то по соседству, помню, батюшка наш, протоиерей Александр Дасаев всё удивлялся, что нам в одной-то церкви не молится. Православными туристами иногда называл.

Сестра Ирина помнит ныне митрофорного протоиерея еще совсем молодым священником, отец Александр тогда служил иподьяконом у владыки Питирима. Помнит, как восстанавливали храм. Как впервые подойдя к нему, не знали, как до дверей добраться – дорогу всю развезло…Грязь и лужи… Всё было. Но Господь давал и силы, и добрых людей, которые храм восстанавливали. Сестра Ирина тоже помогала, чем могла.

— Но сердце мое всегда в Троице-Сергиевой Лавре. Очень люблю это место. Намоленное. Ноги ходят с трудом. Но если кто едет на машине из знакомых, всегда меня с собой берет. Я, быть может, и жила бы в монастыре, да в советские годы их все позакрывали. У нас дома с мамой свой был монастырь. Отец отошел ко Господу, и мы остались вдвоем. Жили и молились. А теперь уж какой монастырь? – сокрушается она.

В ее доме, само собой разумеется, нет телевизора. Ее жизнь – это молитва и Богослужения. Но переживает, что молиться так, как положено монашествующим, увы, не получается. Здоровье слабое…

— А вообще сейчас  — благодать! Есть какой вопрос, подойди к любому священнику – ответит, расскажет, время уделит, всё растолкует,  — делится своими впечатлениями сестра Ирина.-  Нужно как можно чаще прибегать к исповеди, Причащаться, но самое главное – не роптать. Ропот – это спор с Богом. Он мудрее нас, Он хочет нам добра, Он хочет, чтобы все мы спаслись. Наша задача принять Его волю, зная, что всё, что с нами происходит, всё нам полезно.

Сколько раз мы слышим эти слова?! Об этом написано сотни святоотеческих книг, сказано в тысячах проповедей священников. Но как научиться принимать Его промысел о нас, как не думать, что я-то точно знаю, как лучше для меня?!

Пережив страшную войну, уцелев в страшные для Церкви и ее верных чад, атеистические времена, когда священнослужителей, как их тогда называли «служителей религиозного культа», сживали со света, прятали за тюремные решетки и стены психиатрических лечебниц, сестра Ирина прожила долгую счастливую жизнь вместе с Ним. Уповая на Волю Божью.

На ум пришли наставления архимандрита Андрея (Конаноса), который говорил: «Всё будет хорошо. Успокойся, помолчи, не говори так много. Не ропщи. Вот увидишь, всё образуется. И тогда тебе захочется сказать только одно: «Господи, люблю и благодарю Тебя!»