Мой отец Александр Михайлович Николаев был призван на фронт Пролетарским РВК города Москвы. Дома его остались ждать беременная жена, с которой он был венчан, и двое детей, 2-ух и 4-ех лет. Родившаяся малышка прожила всего 30 дней и умерла от голода.
Войну отец прошел в составе II Белорусского фронта в звании старшего сержанта, был пулеметчиком. В боях никогда не трусил, прошел почти всю Европу, освобождал Белоруссию и Польшу. Был ранен в 1943-м году. Александр Михайлович награжден Орденом Отечественной войны II степени, медалями.
Отец рассказывал, как раздобыл однажды секретные сведения. Вместе со своим псом, немецкой овчаркой по кличке Рекс они выследили перебежчиков. И пока папа побежал за подмогой, пес сторожил предателей, не давая выйти из из укрытия.
Демобилизовали Александра Михайловича только в 1946-м году, когда укрепили границу с Китаем.
Каждый год после войны он 9 мая встречался со своими однополчанами. Радовались и плакали, вспоминали не вернувшихся с фронта товарищей. В 1987-м году отец вернулся домой очень поздно, и заплакав в дверях сказал: «Сегодня никто не пришел»… Какие это были слезы…Не приведи, Господи, видеть, как плачет солдат…Отца не стало в 2000-м году, но каждый День Победы для нашей семьи, прежде всего, связан с его именем.
Война, опалившая столько семей, не прошла и мимо семьи Веры Тихоновны Самсоновой. Дед и отец прошли войну с партизанами. Старшие братья ушли на фронт. Андрея убили в 41-м году. Их, только-только закончивших курсы молодых бойцов при военном училище, отправили под Москву. Немец уже подступал к столице.
— Перед последним боем, вспоминает Вера Тихоновна, — к Андрею подошел односельчанин, их вместе призывали. Давай, говорит, закурим, ночь предстоит жаркая. Прав оказался. В ту ночь Андрея убили. Еще один брат Василий с войны пришел инвалидом, умер совсем скоро. Но Божья Матерь хранила нас.
Почти 4 года семья Самсоновых прожила в домашнем лагере. Немцы приходили в 8 утра, ровно минута в минуту. Взрослым до момента их ухода не разрешалось выходить из дому, общаться с соседями. Хозяева должны были давать масло, молоко, яйца. И в даже в условиях жесточайшего контроля и наказания за малейшую провинность, сельчане вели партизанскую войну. Маленькую Веру, понятно, ни в какие детали не посвящали. Но отец позже рассказывал, как Богородица в который уже раз спасла их от смерти.
— Война шла к концу, немцы отступали и при отступлении сжигали дома. Трагическая участь ждала и наше село. Коммунистов и коммунизм немцы ненавидели люто. Дед распорядился срочно вернуть в дом иконы. Их-то многие поснимали в советские годы. Расчет был таков. Зайдут немцы в дом, а там – образа, лампады, святые лики. Какой уж тут коммунизм? Верующие люди живут. Первый дом, в который зашли немцы, был наш. И первое, что они увидели — образ Феодоровской иконы Божьей Матери. Не тронули немцы наш поселок, а за несколько дней до этого соседнее село сожгли в 150 дворов…
Служение родным людям стало смыслом жизни Людмила Анатольевны Ничипорук. Совсем невысокого росточка, хрупкая, про таких говорят: Божий одуванчик. Всю свою жизнь она хранит память об отце, прошедшем Великую Отечественную войну, и ушедшем в жизнь Вечную совсем молодым.
Красивый, статный в молодости, он все силы и здоровье отдал в годы лихолетья. Его не стало в 1950-м году. С тех пор Людмила, сначала вместе с мамой (тоже фронтовичкой, прошедшей не только Великую Отечественную, но еще и Финскую войну), а потом и одна, ходила на все встречи однополчан. Собирала газетные вырезки, книги о войне, где есть хоть одно слово о полке, в котором служил летчик Анатолий Ничипорук.
И на нашу встречу Людмила Анатольевна пришла с огромной папкой фотографий, официальных документов. Только медалей отца не было – она их передала в Донецкий краеведческий музей.
— Уйду и никому не нужны будут, никого не осталось у меня, а эти люди войну выиграли, фашистов разбили, вдруг подвиг их забудется, — печалится Людмила Анатольевна.
А еще был подвиг мамы, которая два месяца мама с дочерью, свекровью и племянниками добиралась из Черниговской области, где застала война, в Москву.
Таким долгим оказался путь, что отец решил: семья погибла. Но Господь устроил неожиданную встречу.
— Паек нам давали, но он был настолько крохотный, что бабушке приходилось резать хлеб на 7 равных частей ниточкой – ножу там делать было нечего. Бабушка все время молилась, а мы, глупые, ничего не понимали. Жили на верхнем этаже в полуразрушенном доме, грелись от маленькой печурки. Как-то к нам постучались соседи через стену, попросили немного огня – разогреть скудный паек. Слово за слово, выяснилось, что они знают моего папу. Когда он меня увидел, не узнал. От меня прежней розовощекой малышки не осталось ничего. Отец разрыдался.
Он решил забрать семью с собой — так Людочка стала дочерью полка. И до сих пор с теплотой в сердце вспоминает двух своих лучших друзей – папиных однополчан: Петю беленького и Петю чёрненького. И уже сейчас, стоя на молитве, каждый поминает всех, кто спас ее жизнь.
Война… Вот, пожалуй, главное слово, которое определило всю жизнь Нины Егоровны. Война опалила миллионы семей, нарушила все планы, отняла самых родных и близких. Нине едва исполнилось 15, когда она была вынуждена пойти работать. В колхозе она пахала, скирдовала, пропалывала. Но к тяжелому труду, человеку, родившемуся в деревне, не привыкать.
Мужчины ушли на фронт, на плечи бабушек, девушек, девочек легла абсолютно вся работа. Так они хотели победы, так хотели прогнать немцев с русской земли, что работали без сна и отдыха.
— Помню, как спускалась в очень-очень крутой овраг на лошадке, мы там картошку высаживали. Страшно было, но глаза зажмурю, лошадку — под уздцы и вниз тихонечко иду, — вспоминает Нина Егоровне. – Маме пришлось не только нас воспитывать, но и двоих племянников, иначе бы те не выжили. Мой дядька, их отец ушел на войну, а мать убили в тот же день, как двоюродных братьев забрали к нам.
История эта печальная еще и от того, что молодая женщина погибла не от фашистской пули, а от рук своего односельчанина. Она узнала, что тот дезертировал, и пригрозила об этом рассказать. Укорила, мол, ее муж воюет, брат, отец, а он сбежал в тихое местечко. Те слова стоили ей жизни. Только об убийстве узнали уже много позже — после войны.
Тихое местечко… Вряд ли. Их деревня стояла на берегу Дона. По чугунному мосту день и ночь шли резервы в сторону линии фронта. Немцы бомбили мост десятки раз. Но Матерь Божья берегла, снаряд то в воду попадал, то в соседний дом.
Церковной девочкой Нина не росла, хотя родители были верующими. Но всегда точно знала, что Господь есть, что Он хранит.
И сейчас, вспоминая свою такую долгую и такую быструю жизнь, все время твердит: Господь помогал, Господь всегда подавал сладкое.
Прасковья Ильинична родилась в Орловской области в 1933 году. У мамы было 12 детей, выжило только пятеро, и тех в 42-м году немцы угнали в Германию, в концлагерь, — рассказывает старейшая прихожанка храма. — Мне мама потом много рассказывала – память детская стерла самые страшные моменты. Два лагерфюрера охраняли нас. Один на вид невзрачный, но очень добрый был, война не всех зверями делает. А другой – такой красивый, высокий, но ужасно злой и жестокий. Помню, когда он дежурил, маму, ее Марфа звали, как-то принесли на одеялах, ходить сама не могла – так ее избили.
Наш концлагерь был всего в 25 км от Берлина, уже ближе к окончанию войны мы слышали, как строчили пулеметы. Видели, как небо озарялось залпами, а потом его заволакивало дымом. Но победа была уже близко-близко.
А отец мой в Ленинграде в войну был, его в тылу оставили, он работал истопником на железной дороге. Блокаду пережил, но я его почти не помню.
Домой вернулись в 46-м, пришли в родное село, а мама – в плач. Ни дома, ни одежды, ни еды…Голодные, измученные, больные. Куда с пятью детьми-то идти?! Но ничего, мир ведь ни без добрых людей. Кто-то кастрюлю принес, кто-то одежонку, кто-то пяток картофелин. Дом крышей соломой покрыли, всё не под чистым небом ночевать. Потом козу купила, я ее хорошо помню…
Но жить легче не стало. Пухли от голода, мама рассказывала, что сама я была как сухая травка, а живот разнесло. Питались мякиной, такой соломой, которой скот кормили.
А еще нас врагами народа объявили — мы же в Германии были. Никто тогда не разбирался, что дети малые были угнаны – клеймо на всю жизнь. Мама моя была молитвенницей, она нам жизнь вымолила. А когда мамы не стало, мне как корень отрубили, который меня с жизнью держал. Но, наверное, именно тогда я поняла, что у меня не стало матери в этой земной жизни, но всегда и на все времена у меня есть Отец Небесный.
Нет ни дома, ни хаты,
Где б ни глянул на нас со стены,
Молодыми глазами солдата
Окрыляющий подвиг войны.
